Первая и последняя охота яшки
Яшка лежал у ног своего хозяина. Это был старый, совсем слепой и глухой пес, которого человек любил безмерно и ласково называл «Яша». Много лет прошло с того времени, когда они повстречались на набережной Оби: он, Яков Кондратьич, некогда сельский житель, и щенок ягдтерьера трех– четырех недель от роду, потерянный, а возможно, предательски брошенный кем– то из пассажиров теплохода ПТ– 25, прибывшего из Затона.
Рос Яшка щенком беспокойным. Рваные тапочки хозяина – это самое безобидное, что ему прощалось. Уже в два месяца он лихо трепал соседских кошек, получая в ответ шрамы и боевой опыт. К четырем месяцам он стал хозяином двора, а к шести − микрорайона. На улице его звали просто «зараза» и частенько винили его хозяина в том, что он воспитал такого злобного пса. Но Яков Кондратьич на эти упреки внимания не обращал. Ему даже нравилось, что его собаки опасаются, несмотря на то, что Яшка ни разу не кусал людей, а с детворой мог играть сутки напролет. Дети любили Яшку и кормили всякими вкусностями.
ВРЕМЯ ШЛО. ЯШКА ПОДРАСТАЛ
Однажды Кондратьич, как обычно, выгуливал Яшку во дворе своего дома, когда к нему подошел мужчина средних лет.
– Добрый день,
− сказал он, протягивая руку.
– Константин. Собака ваша?
– Моя, − ответил Кондратьич, пожимая протянутую руку.
– А что? Покусал кого?
− удивленно спросил он Константина.
– Да нет, что вы… Я просто поинтересоваться насчет собаки, работает?
– Не, отдыхает,
− ответил Кондратьич, улыбаясь.
Так они и познакомились: Кондратьич, Константин да «зараза» Яшка. А еще через неделю Яшку посадили в корзинку, густо пахнущую кошками, и повезли на охоту…
ПОЕЗДКА В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Надо сказать, что Яшка впервые ехал на машине, да и вообще впервые покидал рубежи «захваченного» им микрорайона, где он был полновластным хозяином. Встречи с ним избегали и довольно крупные бродячие особи, а уж про всякую мелкоту и говорить не приходится.
В общем, везли Яшку неведомо куда…
Однотипные хрущевки как–то незаметно сменились приземистыми домишками, а вскоре и они пропали из Яшкиного взора, а вместе с ними и бродячие шавки всех типоразмеров, которые усердно облаивались разгоряченным псом…
Устав от однотипных картин за окном, Яшка умостился у ног хозяина и закимарил.
Снилась ему какая-то белиберда, то псы, похожие на кошек, то гавкающие кошки, и все непременно пытались стянуть у Яшки из миски сахарные косточки, которые Кондратьич покупал ему на базаре.
Безобразные видения пропали с громким хлопком металлической двери автомобиля.
Яшка привстал. Зевнул во всю пасть и припал носом к окошку, но так как стоять ему приходилось на задних лапках, то частенько соскакивал на пол и терял хозяина из виду. Зато прекрасно слышал его.
Судя по голосу, Кондратьич был в настроении.
Не прошло и десяти минут, как внутрь машины полетели лопаты, топоры, вилы, еще какой-то странный инструмент, доселе Яшке неведомый.
Затем в салон сели два человека: Константин и незнакомец с терпким, щекочущим ноздри запахом. Этот человек протянул мозолистую с въевшейся в поры грязью ладонь и потрепал Яшку за ухо. Псу это понравилось. Но больше ему все же нравился этот чудесный запах. Яшку даже трясти стало…
– Ну, ну, успокойся. Чего так разнервничался, а, Яшка? − спросил Кондратьич и взял Яшку на руки.
Пес успокоился, но иногда все же тянул воздух своей черной пипкой…
– Приехали, − сказал шофер и первым выпрыгнул из авто.
– Яшка, сиди, − сказал Кондратьич и, спустив пса на пол автомобиля, вышел из машины вслед за двумя другими пассажирами.
Люди о чем-то горячо спорили или договаривались, Яшка понять не мог, но по судорожным движениям хозяина понимал, что тот взволнован.
Наконец дверь машины открылась, и Яшка услышал команду: «Ко мне».
Пулей вылетев из машины, Яшка ринулся на свободу. Кругом ПАХЛО! Да, да, именно кругом и именно ПАХЛО − чем, кем, Яшка не знал и понятия не имел, но все это многообразие запахов сводило с ума. Он готов был разорваться на сотню частей, лишь бы как можно больше впитать в себя этих чудесных ароматов. Голова шла кругом. Он уже не понимал и не реагировал на команды хозяина, и лишь пойманный за загривок и слегка отшлепанный, пришел в чувство.
– С ума ты сошел, что ли, − говорил ему Кондратич, глядя в самые глаза. Пес по обыкновению лизнул нос хозяина, но привычного в такие моменты смеха не услышал.
Люди достали из машины весь тот хлам, что загрузили в нее перед отъездом, и теперь, прогибаясь под его тяжестью, брели в сторону бугра, расположившегося на краю осинового островка. Туда же направился и Кондратьич, неся Яшку на руках.
Яшка смирился с тем, что его не отпускали из рук, к тому же ему со вершенно было непонятно, о чем беседуют люди. В их разговоре он почти не слышал знакомых слов.
Чаще других, люди повторяли слово «барсук», видимо, так звали их собаку, а может, и кошку. От этих мыслей загривок у Яшки приподнимался, шибко уж не любил он кошек. Да и собак тоже переваривал не всех.
В НОРУ ЗА ДОБЫЧЕЙ
И вдруг хозяин, опуская на землю, поднес его к какой-то земляной дыре и скомандовал: «Яшка, вперед»…
В нос дало прохладой, не то сыростью, не то плесневелостью, и еще чем–то страшно дурманящим и влекущим в эту темную бездну.
Яшку затрясло, он заскулил, сам же испугавшись своего голоса – так он никогда не скулил. Даже в тот момент, когда давным-давно остался на пристани совершенно один, выброшенный из гнезда, потерявший всю свою собачью семью, даже тогда он так не скулил. Но это был не страх, не испуг, а что-то совершенно другое. Не в силах совладать с этим новым ощущением, Яшка ринулся вперед.
Темно, хоть глаз коли, но чуткий нос безошибочно вел пса, словно неведомый поводок в руке хозяина. Запах становился все сильнее и сильнее. Временами Яшка сбивался, уходя куда-то в сторону, но уже через мгновение возвращался и вновь шел по запаху.
Где-то сзади, далеко-далеко, он слышал гулкий голос хозяина «Ищи, Яша, ищи», и пес прибавлял ходу.
Вдруг Яшка вылетел в какое-то расширение и со всего маха уткнулся во что-то мягкое и живое. Он оторопел и в ту же секунду что-то с силой сдавило ему пасть. От неожиданности Яшка попытался отскочить назад, но страшная боль пронзила всю его морду, и он взвыл…
ОТ ВКУСА КРОВИ ОН ОЗВЕРЕЛ
Так больно ему еще никогда не было. Ни в момент, когда здоровый кот из соседнего двора когтистой лапой наотмашь резанул Яшку от уха до переносицы, и кровь залила глаза, ни тогда, когда здоровенный лохматый пес, зашедший на их дворовую помойку, вцепился в Яшкин загривок и мотылял его как тряпку, временами ударяя об асфальт.
Видимо, и тот, кто вцепился в Яшкину морду, тоже растерялся, и в этот момент псу удалось вырваться из крепкого захвата.
Яшка сдал чуть назад, но почувствовав в пасти соленый привкус крови, от которой он стал захлебываться, бросился в атаку. Никогда ранее он не был так взбешен, так обижен и так озлоблен на того, кто так по-хамски напал на него. На сознание пса опустилась пелена и со страшным ором Яшка начал схватку…
Кондратьич стоял чуть в сторонке. Он впервые оказался на охоте и не знал, что нужно делать и как себя вести. Мужики со знанием дела ползали по бугру. Распластавшись то тут, то там говорили: «Нормально! Работает!» и вновь ползли по одним им известным маршрутам…
Прошло не менее полутора часов, как Яшка «взялся». Мужики копали «могилы», но стоило им приблизиться к месту подземной схватки, как зверь перемещался. «Свалил», – говорили они и вновь начинали ползать по бугру, выслушивая место баталии.
Вдруг гулкий лай, долетающий изпод земли, стих. Кондратьич занервничал, забегал кругами по бугру, подгоняя мужиков. «Ну, ну же. Что там? Что с собакой-то? Че делать?» – испуганно лепетал он, наконец-то осознав, какую чудовищную ошибку совершил, согласившись принять участие в этой чертовой охоте. Мужики разводили руками и все вслушивались в землю.
ВМЕСТО ЯШКИ − КРОВЯНОЙ КОМ
Уже глубокой ночью пса все же нашли. Он был растерзан, как показалось Кондратьичу, на части. Барсука нашли тоже. Огромный, матерый зверюга с порванной пастью, весь в крови, откопался от пса чуть более метра и затих. Где и был добыт ружейным выстрелом.
Кондратьич раскидал мужиков, кинулся в «могилу», вынимая любимого пса на свет Божий, он отборным матом крыл всех и вся, да так остервенело, что охотники от греха подальше прибрали и топоры, и лопаты.
Взяв на руки то, что некогда являлось псом породы ягдтерьер, а теперь больше походило на кровяной ком земли, Кондратьич побежал к машине…
«Яша, Яшенька, сынок, Яшенька, миленький», – сквозь пелену дурмана слышал пес голос своего хозяина. Он приходил в себя. Его почему-то трясло, и он все никак не мог поднять голову. Все кругом двоилось и виделось словно в какой-то дымке. Морда горела огнем. Сильно болела левая лапа, а задние лапы он не чувствовал совсем. Что-то холодное потекло по морде, остужая жар. Яшка пытался полакать эту влагу, но язык его безвольно висел и не слушался. А гулкий голос хозяина все повторял: «Яшка, Яшенька, Яшенька»…
НА БАРСУКА БОЛЬШЕ НЕ РАБОТАЛ
Яшку шили несколько часов, и как ветеринар ни старался, сохранить Яшке один глаз он не смог. Вытирая пот со лба, он сказал Кондратьичу: «Вроде все. Теперь только ждать. Закурим, что ли…»
Раны заживали долго. Мучительно долго. Когда Кондратьич впервые понес Яшку на прогулку, на дворе была глубокая весна.
Яшка тянул иссеченной шрамами пипкой чудесный воздух, пытаясь вновь уловить ТОТ запах, но его нигде не было. Со временем прошла боль, забылась и сама поездка, и Яшка вновь стал хозяином двора, микрорайон все же пришлось уступить, так как Кондратьич пса от себя далеко не отпускал. А стоило хозяину услышать что-то наподобие: «О! Ягдтерьер. На барсука ходишь», или «Рабочий? Барсука работает?», из уст Кондратьича лились такие отборные маты, что соседские мамаши загоняли ребятишек по домам.
Так они и жили вдвоем − Яшка да Яшка…
Сергей Ликсонов, Алтайский край